Толкование сновидений Зигмунд Фрейд Из книги «Толкование сноведений», сборник произведений, Эксмо-Пресс 2000
Скачати 5.93 Mb.
|
|
Я должен отказаться и от подробного анализа обоих последних'от-рывков сновидения; я возьму из них лишь те элементы, которые относятся к двум детским эпизодам, ради которых я вообще и сообщаю свое сновидение. Читатель вполне справедливо предположит, что к отказу от анализа меня побуждает наличность сексуального материала: это, правда, одно из моих оснований, хотя и не единственное. Человек часто не скрывает от себя самого много, что должно держать в тайне от других; здесь речь идет не о причинах, вынуждающих меня скрывать результаты анализа, а о мотивах внутренней цензуры, скрывающих от меня самого истинное содержание сновидения. Я должен поэтому сказать, что анализ всех этих трех отрывков моего сновидения вскрывает в них неприятное-хвастовство и довольно смешную манию величия, давно уже не имеющую места в бодрствующей жизни; последняя проявляется даже в явном содержании сновидения (я удивляюсь своей хитрости) и объясняет мое заносчивое поведение вечером накануне сновидения. К двум вышеупомянутым эпизодам детства относится следующее: я купил себе для путешествия новый чемодан, цвет которого — лилова-то-красный — несколько раз проявляется в сновидении (фиалки в моей петлице и мебель в аудитории). То, что все новое бросается людям в глаза, представляет собою обычное общеизвестное убеждение детей. Мне как-то рассказывали следующий эпизод из моего детства, воспоминание о котором замещено воспоминанием о рассказе. В возрасте двух лет я страдал детской enuresis nocturna и в ответ на упреки отца*за-хотел утешить его обещанием купить в Н. (ближайший большой город) новую хорошую красную постель. (Отсюда в сновидений — что мы стакан купили в городе или должны были купить; то, что обещано, нужно исполнить.) В этом обещании содержится вся мания величия ребенка. Значение enuresis nocturna ребенка в сновидении разъяснено нами уже в анализе одного из предыдущих сновидений. Есть еще один эпизод, относящийся к моему 7-летнему возрасту, который прекрасно сохранился в моей памяти. Однажды вечером перед тем, как лечь спать, я вопреки приказанию родителей удовлетворил свою потребность в их спальне и в их присутствии. Отец, ругая меня, заметил: из тебя ничего не выйдет! Это было, по-видимому, страшным оскорблением моему самолюбию, так как воспоминание об этом эпизоде постоянно проявляется в моих сновидениях и связано обычно с перечислением моих заслуг и успехов, точно я хочу этим сказать: видишь, из меня все-таки кое-что вышло. Этот детский эпизод дает материал для последней ситуации сновидения, в которой, разумеется, в целях мести, роли перемешаны. Пожилой господин, очевидно, мой отец, так как слепота на один глаз объясняется его глаукомой, проделывает передо мною то же самое, что когда-то я перед ним. При помощи глаукомы же я ему напоминаю о кокаине, весьма помогшем ему при операции, и этим как бы исполняю свое обещание. Кроме того, я насмехаюсь над ним; он слеп, и я держу перед ним стакан — это намек на мои успехи в области изучения истерии, которыми я очень горжусь. Если оба эпизода моего детства и без того уже связаны с темой мании величия, то воспоминанию о них во время путешествия в Аусзее помогло еще то случайное обстоятельство, что в моем купе не было ватерклозета, я был готов испытать ночью неудобство, и действительно с соответствующим ощущением я и проснулся. Я сам был бы склонен придать этим ощущениям роль активного возбудителя сновидения, но придерживаюсь скорее другого воззрения, а именно того, что лишь мысли, скрытые в сновидении, вызваны упомянутой потребностью. Я никогда по этой причине не просыпаюсь, особенно же в такое раннее время, как в этот раз: без четверти три утр* Опыт в анализе сновидений убедил меня в том, что даже в сновидениях, толкование которых кажется на первый взгляд исчерпывающим (так как и источники их, и желания, лежащие в их основе, вполне доступны и очевидны), содержатся мысли, простирающиеся к далекому детству; ввиду этого я должен задаться вопросом, не представляет ли собою эта особенность существенное условие всякого сновидения. Обобщая эту мысль, я говорю, что каждое сновидение в своем очевидном содержании связано со свежими переживаниями, скрытое же содержание его обнаруживает связь с более ранними переживаниями, которые, например, при анализе истории остаются свежими до последнего дня. Это утверждение, однако, нелегко доказуемо; я буду иметь случай еще раз коснуться вероятной роли ранних переживаний детства в образовании сновидений. Из трех рассмотренных нами особенностей памяти в сновидении одна — преобладание в сновидении элементов второстепенной важности — вполне удовлетворительно разъяснена нами искажающей деятельностью сновидения. Две другие особенности — наличие свежих впечатлений и переживаний детства — нами лишь констатированы, но в недостаточной степени разъяснены. Отметим же пока обе эти особенности, не стараясь их разъяснять; мы возвратимся к ним при психологическом объяснении состояния сна и при рассмотрении структуры душевного аппарата, когда мы увидим, что благодаря толкованию сновидения, как благодаря открытому окну, можно бросить взгляд в затаенные глубины нашей психики. Об одном выводе из наших последних анализов сновидений я упомяну, однако, здесь. Сновидение представляется зачастую многосмыс-ленным: в нем могут не только объединяться, как показывают вышеприведенные примеры, несколько осуществлений желаний, но один смысл, одно осуществление желания может покрывать другое, покуда в самом последнем смысле мы не натолкнемся на осуществление желания раннего детства. 6) CoMamimeckue источники снобидешш если спросить интеллигентного человека, не сведущего в области психологии, но интересующегося проблемой сновидения, из каких источников, по его мнению, проистекают сновидения, то можно заметить, что спрошенный будет всегда убежден в неопровержимости своего разрешения хотя бы части этой проблемы. Он упомянет тотчас же о влиянии, которое производит во время сна расстроенное пищеварение, случайное положение тела и другие мелкие ощущения на образование сновидений; он не предполагает, однако, что помимо всех этих моментов остается все еще многое, требующее особого разъяснения. Какое место отводится соматическим источникам образования сновидения в научной литературе, мы уже подробно рассмотрели в первой главе, так что здесь достаточно лишь упомянуть о выводах нашего обзора. Мы слышали, что различают три соматических источника: объективные чувственные раздражения, получаемые извне, субъективные внутренние возбуждения органов чувств и физические раздражения, получаемые изнутри; мы заметили далее склонность почти всех ученых, утверждающих наличие этих соматических источников, отодвигать на задний план или совсем отрицать наличие каких бы то ни было психических источников сновидения. При рассмотрении воззрений относительно этих соматических источников мы узнали, что значение объективных раздражений органов чувств — отчасти случайных раздражений во время сна, отчасти же таких, которые присутствуют и в душе спящего — подтверждается многочисленными наблюдениями; последние говорят за то, что роль субъективных чувственных раздражений проявляется в сновидениях воспроизведением гипнотических галлюцинаций и что сведение наших сновидений к внутренним физическим раздражениям хотя и недоказуемо во всем своем объеме, но основывается на общеизвестном воздействии, которое оказывает на содержание наших сновидений возбужденное состояние органов пищеварения и мочеполовой сферы. «Нервные» и «физические» раздражения — вот соматические источники сновидений, т.е., согласно большинству авторов, вообще единственные источники сновидений. Мы слышали, однако, и целый ряд возражений, которые обращаются не столько против правильности, сколько против применимости теории соматических раздражений. Как ни уверены все представители этой теории в своей непоколебимости и в своих фактических основаниях — особенно в отношении случайных и внешних нервных раздражений, которые нетрудно обнаружить в содержании сновидения, — все же никто не отрицает того, что обильный материал представлений, имеющийся налицо в сновидениях, не допускает исключительного сведения к внешним нервным раздражениям. Мисс Калькинс'12' в течение шести недель наблюдала свои собственные сновидения и сновидения других лиц именно с этой точки зрения и нашла всего лишь 13,2 процента, в которых можно проследить элементы внешнего чувственного восприятия; лишь два случая из ее коллекции сводятся целиком к органическим ощущениям. Статистика подтверждает нам здесь то, в чем мы уже убедились из беглого обзора наших собственных наблюдений. Ученые ограничиваются часто тем, что отличают сновидения, вызванные нервным раздражением, от остальных форм сновидений. Спитта'64! разделяет сновидения на проистекающие от нервных раздражений и на ассоциационные. Ясно, однако, что это разрешение проблемы недостаточно — необходимо установить связь между соматическими источниками сновидений и комплексом представлений в последних. Наряду с первым возражением относительно постоянного наличия внешних источников раздражения можно выставить и второе относительно недостаточности теории для разъяснения сновидений, достигаемого сведением их к этого рода источникам. Представители названной теории должны нам дать разъяснение, во-первых, относительно Того, почему внешние раздражения представляются в сновидении не в своем истинном виде, а постоянно искажаются, и, во-вторых, почему Результат реакции воспринимающей души на это искаженное раздра- жение бывает столь изменчив и неопределен. В ответ на этот вопрос мы слыхали от Штрюмпеля^66', что душа, вследствие своей изолированности от внешнего мира, во время сна не может давать правильного толкования объективным чувственным раздражениям, а вынуждается на основании неопределенного возбуждения к образованию иллюзий. Он говорит: «Как только благодаря внешнему и внутреннему нервному раздражению во время сна возникает ощущение или целый комплекс ощущений, чувств или вообще какие-либо психические процессы и усвояют-ся ею, то процесс этот вызывает в душе образы, относящиеся к кругу представлений бодрствующего сознания, т.е. воспроизводит прежние восприятия либо в их сыром виде, либо же в связи с соответственными психическими ценностями. Он как бы собирает вокруг себя большее или меньшее количество таких образов, от которых впечатление, проистекающее от нервного раздражения, получает свою психическую ценность. В соответствии с бодрствованием и здесь говорят обычно, что душа во сне толкует впечатления, проистекающие от нервных раздражений. В результате такого толкования мы и получаем сновидения, составные части которых обусловлены тем, что нервное раздражение по законам воспроизведения совершает на душевную жизнь свое психическое воздействие». По существу своему сходным с этим учением является утверждение Вундта'76', что представления сновидений проистекают по большей части от чувственных раздражений, главным же образом от раздражений общего чувства и представляют собою поэтому в большинстве случаев фантастические иллюзии и лишь в незначительной мере чистые представления памяти, повышенные до степени галлюцинаций. Соотношение содержания сновидения с раздражениями, вытекающее из этой теории, похоже, по мнению Штрюмпеля, на то, «как будто десять пальцев немузыкального человека бегают по клавишам рояля». Сновидение представляется, таким образом, не душевным явлением, проистекающим из психических мотивов, а последствием физического раздражения, выражающимся в психической симптомологии, так как душевный аппарат, испытывающий раздражение, не способен ни на какое другое изменение. На аналогичной посылке построено, например, и объяснение навязчивых представлений: Мейнерт старается разъяснить их известным сравнением с циферблатом, на котором отдельные цифры кажутся более отчетливыми. Как ни популярна эта теория соматических раздражений и как ни подкупает она своей простотой, все же чрезвычайно легко подметить ее слабые стороны. Всякое соматическое раздражение, побуждающее во сне душевный аппарат к толкованию через посредство образования иллюзий, может послужить поводом бесчисленного количества таких же толкований, т.е. выразиться в содержании сновидения в бесконечно разнообразных формах. Учение Штрюмпеля и Вундта не может, однако, привести ни одного мотива, который регулировал бы соотношение внутреннего раздражения и представления, избранного для его толкования: она не может разъяснить «странный выбор», который совершают часто раздражения при своей репродуцирующей деятельности. (Липпс «Основные посылки душевной жизни». Другие возражения направляются против основной посылки всего учения об иллюзиях, против того, что душа во сне не в состоянии познать истинной природы объективных чувственных раздражений. Старый физиолог Бурдах'8' показывает нам, что душа и во сне способна правильно толковать воспринимаемые чувственные впечатления и реагировать на них: он говорит, что некоторые более важные для индивидуума впечатления не подвергаются искажению и что субъект гораздо скорее пробуждается от произнесения собственного имени, чем от безразличного слухового ощущения; это предполагает, однако, что душа и во сне различает между собою ощущения. Бурдах заключает из этих наблюдений, что во время сна налицо не неспособность к толкованию чувственных впечатлений, а недостаток интереса к ним. Те же аргументы, которыми пользовался в 1830 году Бурдах, имеются в 1883 году и у Липпса в его критике теории соматических раздражений. Душа напоминает нам поэтому спящего в анекдоте, который на вопрос: «Ты спишь?» — отвечает: «Нет», в ответ же на просьбу: «Одолжи мне 10 крон», говорит: «Я сплю». Недостаточность теории соматических раздражений очевидна еще и в другом отношении: наблюдение показывает, что внешние раздражения не обязательно вызывают сновидения, хотя и появляются в содержании последних, если сновидения все же бывают налицо. На раздражение осязания, испытываемое мною во сне, я могу реагировать различным образом: я могу не заметить его и увидеть потом по пробуждении, что, например, у меня не закрыта нога или неправильно согнута рука; патология указывает на многочисленные примеры того, что различные раздражения во время сна не оказывают никакого воздействия. Я могу ощутить раздражение как бы сквозь сон, что обыкновенно и происходит с болезненными ощущениями, но ощущение это не послужит канвой для сновидения. И, в-третьих, я могу проснуться от раздражения с целью его устранить. И лишь четвертая возможность заключается в том, что нервное раздражение может вызвать у меня сновидение. Однако первые три возможности настолько же часты, если не чаще, чем четвертая. Последняя не могла бы наступить, если бы не было налицо мотивов сновидения вне соматических источников раз-Дражения. Вполне справедливо заметив вышеуказанные пробелы в объяснении сновидений соматическими раздражениями, другие авторы, Шер- нер'58' и Фолькельт'72', старались точнее определить душевную деятельность, при помощи которой соматические раздражения вызывают причудливые, странные сновидения: таким образом, они снова перенесли сущность сновидения в область душевной жизни, в психическую активность. Шернер дал не только поэтическое образование психических особенностей, проявляющихся при образовании сновидения; он был уверен, что открыл и закон, согласно которому и душа оперирует с воспринятыми ею раздражениями. Освобожденная от дневных оков, фантазия в сновидении стремится, по мнению Шернера, символически изобразить природу органа, от которого исходит раздражение, и самый характер последнего; получается, таким образом, своего рода «сонник», при помощи которого на основании сновидений можно судить о физических ощущениях, состоянии отдельных органов и различных раздражениях. «Так, например, образ кошки выражает дурное настроение, вид светлого, гладкого хлеба — наготу, человеческое тело, как целое, изображается в сновидении в виде дома, отдельные части тела в виде частей дома. В сновидениях, вызванных зубной болью, полости рта соответствуют сводчатые части дома, а переходу глотки в пищевод — лестница; в сновидении, вызванном головной болью, для изображения головы фантазия избирает потолок комнаты, сплошь усеянный отвратительными пауками» (Фолькельт^72'). «Сновидение выбирает для каждого органа различные символы; вдыхающее легкое находит себе выражение в раскаленной печке с бушующим пламенем; сердце — в пустых ящиках и корзинах; мочевой пузырь в круглых мешкообразных или вообще лишь полых предметах. Особенно важно то, что в конце сновидения орган или его функция представляются в истинном виде и даже большею частью на собственном теле спящего. Так, например, сновидение о зубной боли кончается обычно тем, что спящий вырывает себе зуб». Нельзя сказать, чтобы эта теория толкования сновидения нашла широкое распространение в ученом мире. Она показалась прежде всего чересчур экстравагантной; в ней не заметили даже той доли истины, которая, несомненно, в ней имеется. Она приводит к восстановлению толкования сновидения при помощи символики, которой пользовались древние, с той только разницей, что область, из которой берется толкование, ограничивается физическим миром человека. Недостаток научной конкретной техники при толковании составляет слабую сторону учения Шернера. Возможность произвола при толковании сновидений здесь, по-видимому, не исключается, особенно потому, что каждое раздражение может проявляться в сновидении различнейшим образом: так, например, уже последователь Шернера Фолькельт не соглашался с его утверждением, будто человеческое тело изображается в сновидении в виде дома. Несомненно, вызывает возражение и то, что здесь снови- дение представляется в виде бесполезной и бесцельной душевной деятельности, так как, согласно данной теории, душа довольствуется тем, что фантазирует об интересующем ее раздражении. Еще одно возражение наносит серьезный удар учению Шернера о символизации физических раздражений в сновидении. Эти физические раздражения постоянно налицо; душа во время сна доступнее для них, чем в бодрствующем состоянии. Непонятно, таким образом, почему душа не грезит непрестанно всю ночь и не каждую ночь обо всех этих органах. Если на возражение ответить тем, что глаза, уши, зубы, кишечник и пр. должны испытывать особые раздражения, чтобы пробудить деятельность сновидения, то возникает трудность установления такого усиленного раздражения — это возможно лишь в самых редких случаях. Если сновидение о летании является символизацией поднимания и опускания стенок легких, то сновидение это либо должно грезиться чаще, либо же во время этого сновидения должна наблюдаться повышенная деятельность легких. Возможен, однако, еще и третий случай, наиболее вероятный изо всех: что иногда действуют особые мотивы, имеющие целью обращать внимание на постоянно имеющиеся налицо ощущения. Но этот случай выводит уже нас за пределы теории Шернера. Значение теории Шернера и Фолькельта заключается в том, что она обращает внимание на целый ряд особенностей содержания сновидения, требующих объяснения и скрывающих за собою новые истины. Совершенно справедливо, что в сновидениях содержатся символизации телесных органов и их функций, что вода в сновидении означает часто потребность в мочеиспускании, что мужской половой орган изображается при помощи насоса, палки или колонны. Сновидения, изобилующие яркими красками, безусловно могут быть сведены к раздражению зрительных органов. Сновидение, сообщаемое Шернером о том, что на мосту стоят два ряда красивых белокурых мальчиков, дерутся друг с другом, потом возвращаются на свои места, пока, наконец, спящий сам не садится на мост и не вынимает из челюсти большого зуба; или другое сновидение Фолькельта, в котором чон видит два ряда ящиков и которое опять-таки заканчивалось выниманием зуба, — все эти сновидения не дают право считать теорию Шернера созданием праздной фантазии и отрицать наличия в ней зерна истины. Обсуждая теорию соматических раздражений, я все время не указывал аргумента, вытекающего из наших анализов сновидений. Если Мы при помощи метода, который другие авторы не применяли к своему материалу, установили, что сновидение обладает особой ценностью в качестве психического акта, что мотивом его образования служит желание и что переживания предыдущего дня дают главнейший материал для его содержания, то всякая другая теория сновидения, отрицающая этот метод и вместе с тем считающая сновидение бесцельной и загадочной психической реакцией на соматические раздражения, не имеет под собою никакой почвы. В этом случае, что совершенно невероятно, должны были бы быть два различных вида сновидений, из которых одни наблюдаются лишь нами, другие же прежними исследователями сновидений. Мы должны теперь согласовать с нашей теорией те факты, на которые опирается распространенное учение о соматических раздражениях. Первый шаг к этому мы уже сделали, когда говорили, что деятельность сновидения вынуждает к переработке всех возбуждающих его моментов в одно целое, мы видели, что если с предыдущего дня остаются два или более ценных переживания, то желания, вытекающие из них, объединяются в сновидения, а также и то, что впечатления, имеющие психическую ценность для материала сновидения, объединяются в безразличных переживаниях предыдущего дня при том условии, если между теми и другими могут быть образованы связующие представления. Сновидения пользуются, таким образом, реакцией на все то, что имеется в данный момент живого и свежего в спящей душе. Из предыдущих анализов сновидений мы знаем, что материал их представляет собой собрание психических рудиментов и следов воспоминаний, за которыми необходимо признать (вследствие предпочтения свежего и детского материала) психологически неопределенный характер «живости». Нам не будет трудно ответить на то, что произойдет, если к этому материалу во время сна прибавится новый материал — раздражения. Эти раздражения приобретают опять-таки ценность для сновидения тем, что они «живы»; они объединяются с другими психическими моментами и вместе с ними образуют материал сновидения. Выражаясь иначе, раздражения во время сна перерабатываются в осуществление желания, остальными частями которого остаются уже знакомые нам психические остатки предыдущего дня. Такого соединения может, однако, и не произойти; мы уже слышали, что по отношению к физическим раздражениям во время сна возможно и безразличие. Там же, где оно происходит, находятся, очевидно, представления, которые способны дать выражение обоим источникам сновидения, соматическому и психическому. Сущность сновидения нисколько не изменяется, когда к его психическому источнику прибавляется соматический материал; оно остается осуществлением желания, каким бы образом выражение его ни обусловливалось «живым» материалом. Я охотно уделяю здесь место ряду особенностей, которые делают значение внешних раздражений для сновидения изменчивым. Я утверждаю, что взаимоотношение индивидуальных, физиологических и «случайных моментов обусловлено тем, как в отдельных случаях воспринимают интенсивные объективные раздражения во время сна; обычная или случайная глубина сна в связи с интенсивностью раздражения дает иногда возможность подавить раздражение настолько, что оно совершенно не нарушает сна, в другой же раз то же самое раздражение может заставить проснуться или же, наконец, дать повод к включению раздражения в сновидение. Сообразно с этим внешние объективные раздражения у одного субъекта могут чаще или, наоборот, реже проявляться в сновидениях, нежели у другого. Я лично сплю превосходно, и меня разбудить очень трудно, внешние впечатления чрезвычайно редко проявляются в моих сновидениях, между тем как психические мотивы чрезвычайно легко заставляют меня грезить. Я наблюдал у себя лишь одно сновидение, в котором можно подметить наличие объективных болезненных раздражений, и как раз на примере этого сновидения легко показать, какой эффект может вызвать внешнее раздражение. |
