Наш экономический крах крах идей монетаризма

Леонид ШУЛЬМАН, доктор физико-математических наук


НАШ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРАХ - КРАХ ИДЕЙ МОНЕТАРИЗМА

Деловая Украина № 93/98 (18.12.98)


1. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ КРИЗИСЫ И МАКРОЭКОНОМИКА КЕЙНСА

Что произошло?

Мне рассказали дореволюци­онный анекдот. В некотором го­родке поселился синоптик. Каж­дый вечер вывешивал он на своей двери прогноз погоды на завтра, а утром получал огромное удо­вольствие, глядя, как жители го­родка толпятся на его крыльце, переписывая прогноз. В один прекрасный день наш синоптик с удивлением заметил, что у его дверей никого нет, зато народ столпился у крыльца напротив. Он вышел посмотреть и увидел на дверях противоположного дома, прогноз погоды. Так повторялось изо дня в день, и наш синоптик решился пойти к соседу узнать секрет его популярности. Сосе­дом оказался студент, который тут же открыл свой секрет. “Я просыпаюсь рано утром, читаю Ваш прогноз и переписываю его наоборот. Вот и все.”

Нам бы поучиться у этого сту­дента. Вот уже несколько лет ру­ководство экономикой Украины осуществляется путем копирова­ния экономических и политичес­ких решений, которые принима­ются в России. Не все удается скопировать. Нет в Украине запа­сов нефти и газа, на выручку от экспорта которых можно было бы кормить и одевать столицу, как это было принято в ссср и России. А в остальном Украина след в след шагает за Россией. И что наиболее странно — очеред­ной шаг делается даже тогда, когда в России уже проявились во всю пагубные последствия этого шага. Казалось бы, надо идти иным путем, копировать русские реформы, как вышеописанный студент, т.е. наоборот, ан-нет, русский шаг повторяется в той мере, в какой это возможно для Украины. И причина вполне ясна. Экономический ущерб, нанесен­ный нации,— это долларовые прибыли на зарубежных счетах околоправительственных бизнес­менов, которые держат в своих руках торговлю энергоносителя­ми, окорочками и другой дребе­денью.

Вот и сейчас в очередной раз ограблено все население. Факти­ческая девальвация гривни и пос­ледовавший инфляционный ска­чок цен существенно уменьшил нашу реальную зарплату и без того нищенские пенсии. Международный валютный фонд при­нял решение взять Украину на “расширенное финансирова­ние”. Что это значит? А значит это, что нам снова завезут в долг куриные окорочка и американс­кие сосиски, другие западные ширпотребные неликвиды, час­тично оплатят расходы на русс­кую нефть и газ. Станет глубже наша долговая яма, но еще глуб­же станет коллапс промышлен­ности и сельского хозяйства. Еще быстрее пойдет процесс ликвида­ции науки и образования, осо­бенно того, которое готовило ин­женеров, сельхозспециалистов и ученых-естественников. Продол­жится разрушение системы здра­воохранения. Ускорится уже на­чавшееся сокращение числен­ности населения за счет вымира­ния голодающих пенсионеров и сокращения рождаемости в молодых семьях. Страшно заводить ребенка, которого не на что кор­мить и одевать.

Все это не пустые слова. Про­тив каждой из фраз предыдущего абзаца стоят конкретные реше­ния в исполнение требований Международного валютного фонда. Что такое МВФ и как он действует, описано в моей преды­дущей статье (ДУ №75 за 16 октября), поэтому здесь стоит лишь напомнить, что МВФ откры­вает кредит только при условии, что государство-должник станет разрушать свою экономику и сни­жать жизненный уровень своего народа. МВФ также требует эко­номических реформ, под которы­ми он подразумевает полную ли­берализацию, т.е. устранение всех препятствий перед захватом потребительского рынка страны западными экспортерами, перед проникновением иностранного капитала даже с разрушительной целью, перед ввозом в страну низкокачественной и вредной продукции, запрещенной к расп­ространению в цивилизованных странах.


Этапы большого пу­ти или как мы тонули в омуте оши­бочных реформ

Сразу же после распада СССР руководство посткоммунистичес­ких стран обсели западные совет­ники-консультанты. “Рынок луч­ше планового хозяйства! Даешь экономическую реформу! Помо­жем! Давай скорее либерализа­цию, а остальное автоматически приложится! Даешь шоковую те­рапию по образцу Польши!”,— на все лады советовали они. К сожалению, эти призывы нашли от­клик в сердцах многих наших эко­номистов, ослепленных авторите­том специалистов Чикагской шко­лы экономики и принятой там монетаристской концепцией Фридмэна и его последователей. Рос­сия с легкой руки Гайдара и под шумное одобрение западных эко­номистов делает первый грубо ошибочный шаг: отменяет конт­роль цен в социалистической сис­теме хозяйства.

Грубая ошибочность либера­лизации цен при социализме сос­тоит в том, что социалистические промышленность, торговля и сельское хозяйство принадлежа­ли не хозяевам, стремящихся за­работать как можно больше и ос­тавить своим наследникам проц­ветающее предприятие, а времен­щикам-директорам, с точки зре­ния которых важно не увеличить прибыль госпредприятия, а поло­жить максимум в свой личный карман, т.е. попросту легально, полулегально или совсем неле­гально как можно больше ук­расть. Вспомним сообщения прессы тех времен о горах варе­ных колбас, непроданных из-за завышенной цены и выброшен­ной на свалку. Вот что такое ли­берализация социалистической экономики, принципиально расс­читанной на строгую дисциплину под угрозой жестоких репрессий.

Второй грубой ошибкой было формирование новых капиталис­тов из верхушки компартийной, комсомольской и военной номен­клатуры, т.е. из круга лиц без конкретных знаний, но определен­ным образом воспитанных в советской системе, научившей их жить по законам круговой поруки, работать локтями и не считать­ся ни с какими моральными ограничениями. Эти лица и кланы, вли­ятельные и в законодательной, и в исполнительной власти, обеспе­чили себе множество путей приватизации бывшей госсобственности, а также свободу наживы в процессе управления псевдочас­тными госпредприятиями. Так был предопределен криминальный характер нашей экономики. На Западе многие думали, что абсо­лютно все равно, как возникнут первые капиталисты. Далее, мол, все расставит по местам его величество рынок. Не вышло. В усло­виях “свободной” социалистической экономики воровать оказа­лось проще и выгоднее, чем производить, да и конкретных научно-технических знаний для этого иметь не нужно. Этот трагический поворот событий по-видимому был неизбежен, так как номенкла­тура владела экономикой в момент распада СССР. Отобрать у нее экономическую власть можно было только насилием, а демокра­тические силы нигде в СНГ не пришли по-настоящему к власти и не имели должной силовой поддержки.

Третьей грубой ошибкой был переход страны на содержание Международного валютного фонда и Мирового банка. Ошибка состоит как раз в том, что МВФ принципиально не финансирует развитие экономики, зато выставляет ряд кабальных условий, на­носящих стране-должнику очевидный вред, разрушая уже сущест­вующую экономику. Так что насыщение потребительского рынка товарами, импортированными за счет кредитов МВФ,— вещь чрез­вычайно опасная, создающая лишь временную иллюзию благопо­лучия и предопределяющая неминуемый крах. Повышая по требо­ванию МВФ квартплату, стоимость проезда в городском транспор­те, электроэнергии и тепла, правительство “работает” против соб­ственного народа, в котором опять же заинтересован околоправи­тельственный бизнес, кладущий себе в карман процент от креди­тов МВФ в ходе продвижения на наш рынок импортного неликвид­ного ширпотреба.

Совершенно игнорируется тот факт, что дешевизна жилья и транспорта, бесплатность образования и здравоохранения — следствие недоплаты нам всем нами же заработанного. Из этих не­доплаченных денег и получали дотации перечисленные отрасли. Следовательно, переводить их в плоскость рыночных отношений можно было только после эквивалентного, одновременного и со­размерного с ростом расходов повышения зарплаты, т.е. возврата недоплачиваемых сумм из сферы непосредственного бюджетного распределения в сферу платежей и налогов. МВФ говорит: “Квар­тплата покрывает 80% расходов по эксплуатации жилья. Хотите наших кредитов — доведите до 100%”. Однако МВФ никогда не скажет: “Ваша оплата труда соответствует 15—20% его реальной стоимости. Доведите до 100%”. Систематическая невыплата зарп­латы — еще одно преступление в угоду МВФ, требующего, в соот­ветствии с концепцией монетаризма, ограничить денежную массу в обращении.

Четвертая грубая экономическая ошибка — переход государс­тва к тактике финансовых пирамид. Помните эпоху жульнических трастов, принимавших валютные вклады под большой процент? Трасты лопнули. Вклады пропали. Трастовики сбежали с украден­ной валютой, как только сумма поступлений перестала превышать выплачиваемые проценты. И Россия, и Украина прибегли к этому же приему: стали выпускать государственные займы под соблазни­тельно большой процент. Проценты по предыдущим займам вып­лачивались путем продажи новых займов, т.е. строилась финансо­вая пирамида. Теперь отдавать долги нечем. Механика финансо­вой пирамиды и ее неминуемый крах давно и хорошо известны, так что здесь мы имеем дело с заранее обдуманным намерением очис­тить карманы вкладчиков.

Пятая, однако самая важная, ошибка,— неумение и нежелание использовать собственный научно-технический потенциал, мозги и знания своих инженеров и ученых для реального развития эконо­мики, т.е. пойти по пути быстро развившихся на наших глазах ази­атских стран: Японии, Южной Кореи, Тайваня, Сингапура, Гонкон­га и Израиля. Ясно, что всех этих ошибок можно было избежать. Пример, того, как это делается, продемонстрировал всему миру Китай, сумевший создать и развить капиталистическую экономику в условиях коммунистической диктатуры. Диктатура отомрет. Эко­номика останется.


А капитализм все-таки лучше или кое-что об автоматических системах

Капитализм лучше социализма. Если социалистическая эконо­мика — агрегат на ручном управлении, где развивается то, что при­казал вождь и то, что решили чиновники Госплана, то капиталисти­ческая экономика — автоматическая система, которая сама себя регулирует так, чтобы на рынок поступали товары и услуги, поль­зующиеся спросом. Социализм — это дефицит, очереди и доставание по блату. Социализм — это преимущественное снабжение столицы перед периферией. Социализм — это спецснабжение но­менклатуры через закрытые распределители при сплошной нех­ватке товаров и недоступности многих услуг для населения. При социализме не было свободной прессы. Обратная связь от населе­ния к правительству осуществлялась исключительно органами по­литического сыска, с целью доложить высшему руководству, что думает народ. Ясно, что влияние такой информации на экономику было ничтожно, так как руководство СССР мало волновали сето­вания населения на перебои с маслом, колбасой и всем прочим, что везли люди в поездах и электричках из Москвы.

При капитализме обратная связь проста и эффективна: про­мышленность сама расширяет производство необходимого и сни­мает с производства все устаревшее и не пользующееся спросом. Одна американская автомобильная фирма хвасталась, что время реакции малярного цеха на покупательский спрос составляло нес­колько минут: стали покупать больше автомобилей цвета морской волны — несколько минут спустя с конвейера пошли машины это­го цвета. Все просто? — Нет, не просто. Автоматическая система может работать хорошо, если она правильно спроектирована и от­регулирована. Автоматика опасна в руках безграмотного проекти­ровщика. Ошибочно спроектированная или неправильно отрегули­рованная автоматическая система может оказаться неустойчивой. Вместо стремления к оптимуму потерявшая устойчивость автома­тическая система быстро уходит от оптимума, разрушая все на сво­ем пути. Именно такую природу имел самый глубокий кризис капи­тализма в 1929—1933 гг.

Известный в прошлом американский фельетонист Арт Бухвальд посвятил этой проблеме специальный фельетон. Вот его конспективное изложение. Владелец магазина решил развес­тись с женой. Предстояли расходы, и он отказался от покупки нового автомобиля. Продавец автомобилей вынужден был отка­заться от услуг маляра, которого он было нанял покрасить кры­шу своего дома. Маляр отослал назад в магазин ранее заказан­ный цветной телевизор. Владелец магазина телевизоров аннули­ровал заказ транспортному агенту на авиабилеты на Вирджинские острова. Транспортный агент не смог вернуть долг банкиру. Банкир не выдал кредит владельцу ресторана на новую кухню. Владелец ресторана отказался от контракта с подрядчиком, ко­торому было заказано строительство новой кухни. Подрядчик уволил восемь рабочих. Продавец автомобилей снова позвонил владельцу магазина и сказал, что автомобили подешевели и кли­ент может позволить себе покупку. Оказалось, что тот уже поми­рился с женой, но купить автомобиль не в состоянии, так как у него плохо пошли дела: в магазине давно не покупали маляр, продавец телевизоров, транспортный агент, банкир, ресторатор и подрядчик.

Эта вымышленная история наглядно демонстрирует развитие неустойчивости, т.е. ситуации, когда малое возмущение системы не гасится, а лавинообразно разрастается. Автоматические систе­мы, с которыми имеет дело техника, описываются системами урав­нений. Существует математическая теория устойчивости, которая путем анализа этих уравнений позволяет заранее вычислить, будет ли система устойчивой или нет, но газетная полоса — не место для ее изложения. Скажу лишь, что первую попытку подойти к эконо­мике с этих позиций предпринял проф. М.А.Павловский. Любозна­тельный читатель может прочесть его книгу “Шлях України” (Ки­ев, “Техніка”, 1996). У автоматических систем, независимо от их природы, есть одно неприятное свойство. Устойчивость обеспе­чить тем труднее, чем больше степеней свободы имеет система. Под числом степеней свободы наука подразумевает количество независимых количественных параметров, которые характеризу­ют систему. Например, положение свободного шарика в простран­стве задается тремя координатами, а тот же шарик, насаженный на спицу имеет не три, а всего одну степень свободы, так как его по­ложение определяется одним параметром — расстоянием от кон­ца спицы.

Ясно, что экономика представляет собой твердый орешек для желающих анализировать ее на устойчивость. На микроуровне, т.е. на уровне поведения отдельных производителей, потребите­лей, кредиторов, должников, банкиров и т.д., как это сделал Арт Бухвальд,— экономика представляет собой систему с колоссаль­ным числом степеней свободы. Проблема описания явления путем разумного сокращения числа параметров — стандартная пробле­ма любой количественной науки. Физики, описывая поведения га­за или жидкости, например, не отслеживают движение каждой отдельной молекулы, а вводят (с помощью статистики) макроскопические характеристики, например, температуру, плотность, давление и т.д., набор которых характеризует систему в целом. Так поступили и экономисты. Были введены макроэкономические показате­ли, например, валовой внутренний продукт. Однако и на макроуровне экономика — система с очень многими степенями свободы, поэтому анализ ее на устойчивость довольно сложен и практически недосту­пен профессиональным экономистам в силу их гуманитарного, а не физико-математического образования.

До кризиса в США 1929—1933 г. среди западных экономистов преобладала абсолютная убежденность в совершенстве капитализма, как саморегулирующейся системы. Сомневающихся было немного. А яростные противники капитализма были исключительно в СССР и компартиях. Еще в школе нам приводили кризис 1929 г. как яркое доказательство порочности капиталистической системы и преимущества планового хозяйства. Я усвоил, что в США произошло перепроизвод­ство товаров. Товары перестали покупать, торговля сократила заказы промышленности, производство остановилось, рабочих уволили. Безработица уничтожила платежеспособный спрос. Хозяйство зашло в тупик. Выходит, рыночная экономика, будучи в принципе лучше пла­новой, содержит потенциальную способность к развитию разруши­тельных неустойчивостей. Рассказывая о кризисах капитализма, мои школьные и университетские учителя, по вполне понятным причинам, не рассказывали о том, как же выбирались капстраны из кризисов, и как это так — у них, несмотря на кризисы, все есть, а у нас нет кризи­сов, зато все в дефиците.

Неустойчивость по отношению к кризисам перепроизводства — только одна из многих неустойчивостей, свойственных автоматичес­кой системе под названием капитализм. Пример другой хорошо из­вестной неустойчивости — неустойчивость по отношению к монопо­лизации. Обратная связь потребитель-производитель работает эф­фективно только в конкурентной среде. Именно конкуренция есть тот экономический механизм, благодаря которому “у них” все есть. Но в полностью либеральной экономике ничто не мешает в процессе кон­куренции выжить в каждой отрасли небольшой горстке корпораций, которые вместо взаимной конкурентной борьбы договариваются между собой об уровне цен, разделе сфер влияния и рынка. Конку­ренция прекращается и вместе с ней прекращается рост жизненного уровня. А если либерализм так глубок, что нет даже антимонополь­ных законов — то конкуренция прекратится очень быстро, а вместе с ней исчезнут все преимущества капитализма. Есть и еще одна потен­циальная неустойчивость капитализма — перепроизводство фиктив­ного капитала, коим являются ценные бумаги (акции, долговые обяза­тельства и т.п.). В любой момент держатели ценных бумаг могут ре­шить, что вместо дивидендов их ждут убытки, а вместо возвращения долгов с процентами они останутся с пустыми бумажками на руках. Начинается паника на фондовом рынке — все стремятся продать свои ценные бумаги. Именно такой механизм нынешних кризисов в Азии, России и, в меньшей мере, в Украине.


Вмешательство государства в рыночную экономику или кейнсианство

В разгар великой депрессии, в 1933 г. к власти в США пришла ад­министрация Ф.Д. Рузвельта. Кризис, как известно, охватил много стран. В это время английский математик Джон Мейнард Кейнс выдал парадоксальную по тем временам рекомендацию для прекращения всеобщей безработицы и реанимации производства: увеличить госу­дарственные расходы. Напомню: Международный валютный фонд требует от стран-должников прямо противоположное — сократить государственные расходы. Две совершенно разные страны поступили в соответствии с советом Кейнса и вышли из кризиса. Первый, часто приводимый пример — США. Рузвельт приступил к исполнению обя­занностей президента, когда производство упало в два раза, а безра­ботица достигла 25%.

Под его руководством конгресс принял ряд важных законов, кото­рые способствовали преодолению кризиса. Правительство закрыло и проверило все банки. Разрешено было вновь открыться только рабо­тоспособным, для функционирования которых была произведена де­нежная эмиссия. Чтобы предотвратить паническое изъятие вкладов из банков, были введены правительственные гарантии для вкладов на сумму до 5000 долларов. Сумма по тем временам огромная, так как во время кризиса за эти деньги можно было купить дом, который сейчас стоит 200000 долларов. Были приняты меры против разорения фер­меров: фермеры были взяты под управление государства, нацеленное на ликвидацию перепроизводства и сокращение посевных площадей. Фермерам были выделены кредиты под небольшой процент. Сокра­щая правительственные расходы на содержание госаппарата, адми­нистрация Рузвельта увеличила расходы на помощь бедным, возме­щение (убытков и долгов) и оборону. Была проведена девальвация доллара и стимулирована инфляция, с целью поднять цены на все то­вары. С другой стороны, был принят закон о государственном контро­ле гидроэлектростанций с целью снижения цены на электроэнергию. Учреждается Чрезвычайная федеральная администрация обществен­ных работ, которая приняла на работу 250000 молодых людей, дав им кров, питание, униформу и один доллар в день на карманные расхо­ды. Этот Корпус гражданской защиты работал в национальных запо­ведниках (они в США называются парками, занимая территорию сравнимую с районами в Украине), гидросооружениях, обществен­ных зданиях, строительстве дорог и др. федеральных объектах. Дей­ствия Рузвельта вошли в историю под названием новый курс, как при­нято переводить с английского New Deal. Фактически новый курс был введением плановой экономики в сугубо капиталистической стране. Рузвельт ввел в капитализм важнейший стабилизатор — пособие по безработице, позволяющее поддержать платежеспособный спрос и никогда не дать производству свернуться до нуля.

Второй пример, упоминаемый гораздо реже,— гитлеровская Гер­мания. Гитлер пришел к власти в 1932 г., когда Веймарская республи­ка находилась в глубоком кризисе. Думаю, Гитлер не стал бы фюре­ром, если бы немцы не уверовали в него, когда Германия вышла из кризиса. Это было достигнуто тем же способом, что и в США, т.е. пу­тем повышения государственных расходов. Главной статьей расходов были военные заказы, кроме того началось массовое строительство необходимых для войны автострад, пересекающих Германию с восто­ка на запад. Если перед США в эпоху кризиса стояла задача преодо­леть безработицу, добившись повышения цен для оживления произ­водства и смены дефляции инфляцией, то перед Германией стояли проблемы, прямо противоположные и очень похожие на наши совре­менные: прекратить гиперинфляцию, стабилизировать цены и нацио­нальную валюту, реанимировать промышленность и прекратить без­работицу. Гитлеровская администрация также ввела государственное регулирование экономики, поставив всех предпринимателей под жес­ткий контроль тоталитарного государства. Я — не сторонник фашиз­ма. Я — за разумное использование идей Кейнса.

Кейнс выдвинул идею необходимости государственного вмеша­тельства в капиталистическую экономику. И нельзя игнорировать ис­торический факт, что воплощение идей Кейнса позволило справиться с кризисом. Возвращаясь к фельетону Арта Бухвальда, заметим, что государство могло в этом случае легко погасить развитие экономи­ческой неустойчивости. Например, специальный закон мог бы запре­тить банкиру отказывать ресторатору в кредитовании, ибо тот просил кредит для расширения производства, или, это еще лучше, поощрять подобное кредитование, обязуясь подстраховать банкира в случае неудачи, чтобы он не боялся выдать кредит, несмотря на то, что тран­спортный агент своевременно не выплатил свой долг. Государство могло бы вообще взять на себя кредитование развития экономики че­рез специальный банк, что, кстати и сделала администрация Рузвель­та при новом курсе. Так что получив отказ банкира, ресторатор обра­тился бы к другому источнику кредита и получил бы его. Наконец, го­сударство могло бы принять закон об оказании помощи своим граж­данам в экстренных случаях, требующих больших затрат (свадьба, развод, похороны, рождение ребенка и т.д.), тогда владелец магази­на купил бы автомобиль, несмотря на предстоящий развод, и неустой­чивость была бы погашена в зародыше.

В 1936 г. вышла книга Кейнса “Общая теория занятости, процента и денег” в которой он не просто изложил и обосновал свою концеп­цию, но и фактически основал то, что сейчас называют макроэконо­микой. Думаю, сделанное Кейнсом вряд ли было бы по плечу обычно­му экономисту с гуманитарным образованием, обученному только словесным рассуждениям. Не будь Кейнс математиком, не было бы и его революционной экономической концепции. Однако мировую сла­ву Кейнсу принесли не его труды по теории вероятностей, а публика­ции по экономике. В историю науки навсегда вошел не математик, не искусствовед и не политолог Кейнс (он этим всем тоже занимался), а экономист Кейнс, основатель макроэкономики и концепции государ­ственного регулирования рынка. Кейнс умер в 1946 г., но его экономическая концепция продолжала жить и развиваться в разных нап­равлениях.

Одни последователи Кейнса считали, что вмешательство государс­тва в рыночную экономику должно носить не эпизодический характер в экстремальных случаях, а быть постоянным, системным и нацелен­ным не просто на борьбу с безработицей, а на экономическое разви­тие, опирающееся на научно-технический прогресс. По этому пути шли, например, Южная Корея и Тайвань, а также послевоенная За­падная Германия под руководством министра экономики Людвига Эрхарда. Другие последователи Кейнса считали, что государство долж­но ограничить прибыли монополий и увеличить личные доходы основ­ной массы покупателей — людей наемного труда. По этому пути пош­ли скандинавские страны, например, Швеция. Да и в США закон уста­новил минимальную часовую ставку. Кроме того, в США был учрежден велфер — система общественного воспомоществования, согласно которой государство брало на пожизненное содержание “тунеядцев”, т.е. лиц, которые в отличие от безработных, получающих пособие по безработице и ищущих работу, просто не желают работать. Государство кормило “тунеядцев”, выда­вая им фудстампы, т.е. специальные доллары, выпускаемые не Феде­ральной резервной системой, а министерством сельского хозяйства. Фудстампами в любом продовольственном магазине можно оплачи­вать покупку только продовольствия, но не спиртных напитков и та­бачных изделий. На велфере содержались, в частности, матери-оди­ночки, которым велфер оплачивал жилье, одежду и содержание де­тей. Велфер расширял рынок сбыта продовольствия, помогая ферме­рам, и, конечно, существенно снижал стимулы к преступному поведе­нию безработной молодежи. Сейчас пожизненный велфер отменен. Тунеядца вынуждают искать работу и помогают приобрести специаль­ность. Общий итог этой дискуссии таков: перед глазами моего поко­ления прошла эпоха процветающего капитализма, и экономика в этот период явно или неявно руководствовалась идеями Кейнса.


^ 2. ЧЕМ НАМ ГРОЗИТ МАКРОЭКОНОМИКА ФРИДМЭНА

Что такое монетаризм

В первой части настоящей статьи описана макроэкономика Кейнса, однако Кейнс предусмотрел не все. В 1967 г. в шестидневной войне арабские страны потерпели поражение от Израиля. На 18 лет был вы­веден из строя Суэцкий канал — основная транспортная артерия для танкеров, возивших в Европу арабскую нефть. Доставка нефти стала дороже. Возмущенные тем, что США и Европейские страны НАТО поддержали Израиль, арабские страны сократили добычу нефти и подняли на нее цену. Подскочила цена энергии и цены на все товары. Профсоюзы потребовали повышения зарплаты. Таким образом в 70-е годы в США, Японии и Европе начала раскручиваться нефтяная инф­ляция. Пал золотой паритет доллара.

Следует заметить, что в это время производительность труда в раз­витых капстранах повысилась настолько, что в США, например, уже свыше 50% населения работало в сфере обслуживания, а фермеры составляли всего 2% трудоспособного населения. Развитые страны стали странами изобилия товаров и услуг. Резкое сокращение ис­пользования труда в сфере производства привело к тому, что преодо­ление инфляции путем воздействия на производство некоторым эко­номистам показалось неэффективным. На самом деле это не совсем так. Франция, например, перевела свою энергетику на 70% на ядер­ные электростанции и ослабила свою зависимость от нефтяного рын­ка.

В США в этот период взошла новая “экономическая звезда”. Про­фессор Чикагского университета Милтон Фридмэн заявил, что инф­ляция — явление чисто денежное. Поэтому инвестиции, спрос и пред­ложение товаров и услуг, накопление, потребление и развитие произ­водства никакой роли не играют. Для преодоления инфляции прави­тельство должно уменьшить денежную массу в обороте. Не будет у людей и предприятий денег, мол, — не будут расти цены. Согласно Фридмэну безработица — результат социальных программ прави­тельства и субъективных мотивов людей наемного труда. Т.е., говоря проще, трудящийся из-за лени или амбиций с дорогой душой покида­ет разонравившуюся ему работу. Он не боится умереть с голоду ибо рассчитывает на пособие по безработице или велфер. А боялся бы — остался бы на работе. Экономическая политика, предложенная М.Фридмэном и возглавляемой им Чикагской школой, получила наз­вание монетаризма.

Суть монетаризма проста. Государство должно прекратить вмеши­ваться в экономику, оставив за собой лишь два регулятора: предложе­ние денег и банковский процент. Магистральные направления эконо­мики монетаризма: дерегуляция, либерализация, сокращение вплоть до отмены социальных программ правительства, сокращение прави­тельственных расходов и бюджетного дефицита. Дерегуляция озна­чает отсутствие правовых актов, регулирующих деятельность частных предприятий, которые не должны иметь никаких обязательств перед государством, кроме уплаты налогов, а государственных предприятий не должно быть вообще. Либерализация означает полную свободу экономической (в том числе внешнеэкономической) деятельности своих граждан и такую же свободу деятельности в стране иностран­ного капитала. Сокращение правительственных расходов и бюджет­ного дефицита, а также ликвидация социальных программ означает политику, при которой в стране нет пенсий, — каждый должен сам на­копить денег на свою старость, например, в банке. Нет пособия по безработице. Нет государственной поддержки науки и образования. Государство, таким образом, может расходовать собранные налоги, и только их, исключительно на госаппарат, правоохрану и оборону.

Поверхностность и примитивность экономической концепции мо­нетаризма критиковалась многими выдающимися экономистами, но это не помешало Фридмэну получить Нобелевскую премию по эконо­мике в 1976 г. за книгу “Капитализм и свобода”. Интересно, что в это время, в 1981 г., к власти в США пришел Рональд Рейган. Рейган по­высил банковский процент и снизил налоги. Инфляция действительно замедлилась, но в 1980—1982 гг. произошел спад американской эко­номики. Увеличился и бюджетный дефицит и дефицит внешнеторго­вого баланса. Тем более, что при Рейгане резко возросли военные расходы. Именно бюджетный дефицит, а также падение цен на нефть привели к оживлению экономики после 1982 г. Сторонники монета­ризма приписывают успех “рейганомики” либерализации, хотя на са­мом деле экономический эксперимент Рейгана подтвердил концеп­цию Кейнса, а не Фридмэна. Рейган увеличил дефицит бюджета, су­щественно вырос платежеспособный спрос, что и дало положитель­ный эффект.

Кратко излагая монетаристский подход к деньгам, можно сказать, что монетаристы предлагают обращаться с бумажными деньгами, как с золотом, количество которого в обороте не могло увеличиваться произвольно, так как было обусловлено объемом его добычи. Скла­дывается впечатление, что монетаристы не понимают, почему рухнул золотой стандарт (последней отменила обращение золотых монет Франция в 1933 г.). Бумажные деньги, а вернее ценные бумаги, воз­никли в давно минувшую эпоху, когда стало неудобно и невыгодно хранить золотые монеты и золото в слитках в доме. Неудобно потому, что при каждом крупном платеже золотые слитки требовали транс­портировки с охраной, химического контроля на чистоту и взвешива­ния. Богачи стали сдавать золото на хранение под письменное обяза­тельство банкира выплатить подателю расписки вложенную сумму да еще с процентами. Эти расписки стали платежным средством вместо золота. Затем банкиры сообразили, что одновременное изъятие всех золотых вкладов маловероятно. Поэтому можно выдавать подобные расписки в долг на сумму превышающую стоимость золота в банках.

Со временем все государства стали печатать бумаги, которые оно обязывалось по требованию предъявителя обменять на золото. Их назвали ассигнациями, т.е. бумажными деньгами. Банковские креди­ты теперь обеспечиваются не хранящимися в них активами (драгоцен­ные металлы и камни), а запасом бумажных денег, да и то преимущес­твенно безналичных. Все банки выдают кредиты на сумму, превыша­ющую хранящийся в них капитал. Так создаются фиктивные новые безналичные деньги. Банковский процент есть средство регулирова­ния темпа создания таких денег. Если процент высок, вклады в банки растут, а спрос на кредиты уменьшается, а вместе с ним и “производ­ство” фиктивных безналичных денег. Потребность в деньгах опреде­ляется темпом обращения денег и стоимостью всего того, что требует оплаты, т.е. стоимости потребления, инвестиций и государственных расходов. В нашем столетии потребовалось такое количество денег, что золото было свергнуто с пьедестала универсального платежного средства и его роль перешла к свободно конвертируемым валютам, среди которых на первом месте оказался доллар США.

Циркуляция массы фиктивных денег — причина и постоянная уг­роза финансовых кризисов. Если многие вкладчики одновременно потребуют возвратить их вклады, банк лопается или вынужден сам ис­кать кредитора для своего спасения от банкротства. Таким кредито­ром часто оказывается МВФ, т.е. фактически США. Именно такова природа нынешнего финансового кризиса в Азии. В России и у нас к этому добавляется резкое падение производства, вызванное выпол­нением условий МВФ при получении предыдущего кредита. Сами США не торопятся внедрять у себя рекомендации Чикагской эконо­мической школы. Разве что под давлением конгрессменов-республиканцев ограничили, но не отменили велфер. Однако уровень социаль­ных программ остается достаточно высоким. По-прежнему безработ­ный может получить (на ограниченный срок) пособие и бесплатную переквалификацию с трудоустройством. Никто не собирается отме­нять минимальную часовую ставку. Никто не собирается отменять многочисленные протекционистские законодательные меры, направ­ленные против проникновения на американский рынок товаров дру­гих стран, а также облегчающие американский экспорт.

Несмотря на очевидные прорехи и примитивизм, а также его неп­рименение в самих США, монетаризм начал победное шествие по планете. Он принят на вооружение Международным валютным фон­дом и Мировым банком и стал основным условием кредитования. МВФ требует от кредитуемой страны реформ, т.е. принятие монета­ризма в качестве национальной экономической политики должника. Какая бы страна не приняла условие МВФ, дело завершается эконо­мическим крахом и превращением страны в полуколониальную бана­новую республику. Это четко видно на примере Латинской Америки.

“Успехи” монетаризма

Сторонники монетаризма приводят в свою пользу два примера: Чи­ли и Польшу. Да, жизненный уровень в этих странах вырос после монетаристских реформ. После, но не вследствие их. Что общего у Польши и Чили? Общее то, что каждая из этих стран в определенный период стала ареной схватки коммунизма и капитализма. Для отбра­сывания коммунизма США оказали этим странам помощь, которая должна была отвратить население от коммунистической идеи. Это удалось. Польшу США фактически взяли на содержание, а затем час­тично простили огромные долги. В Чили американский капитал, кото­рому принадлежит меднорудная промышленность, увеличил оплату труда горняков, что повлекло за собой рост заработков во всех сфе­рах. Рядом осталась нищей Боливия. Так что вовсе не монетаризм вы­вел из кризиса Польшу и Чили. Выходит, желающая получить хоро­шую американскую помощь страна должна создать для Америки ре­альную коммунистическую угрозу. Коммунистов свергнут, а жизнен­ный уровень слегка поднимут.

В последнее время монетаристы стали демонстрировать еще два примера своих успехов: Аргентину и Эстонию. Аргентина привязала свою валюту к доллару, печатала только песо, обеспеченные долла­ром, и таким способом прекратила инфляцию. Однако Аргентина и без инфляции осталась страной третьего мира. Эстония привязала крону к немецкой марке, пожертвовала своей крупной промышлен­ностью и сельским хозяйством, но выжила благодаря двум факторам, никакого отношения к монетаризму не имеющим. Первый — эконо­мическая помощь Запада, особенно Швеции. Второй — заработок на торговом посредничестве в сбыте российских товаров, легально укра­денных российской номенклатурой, на Запад. На некоторое время, например, Эстония стала крупным экспортером меди, которая конеч­но в Эстонии не производилась, а выгребалась из запасов российских предприятий.

Чем плох монетаризм и почему с ним должна порвать Украина

Основное количественное соотношение экономики монетаризма гласит, что произведение денежной массы в обороте (ДМ) на ско­рость обращения (СО), т.е. количество оборотов, которое делает каждая денежная единица за определенное время (напр., за год), должно равняться произведению купленной за то же время массы товаров и услуг (МТУ) на среднюю цену (СЦ) единицы массы товаров и услуг. Это можно записать в виде (соотношение 1)

ДМхСО=МТУхСЦ.

С точки зрения монетаризма инфляция вызывается тем, что в обороте слишком много денег, поэтому рынок, выполняя приве­денное выше соотношение, автоматически увеличивает множитель СЦ в правой части равенства по мере роста множителя ДМ в левой. Отсюда и монетаристский рецепт стабилизации — уменьшать ДМ в надежде, что автоматически уменьшаться цены. Не заметили ошиб­ки?

Принципиальная ошибочность основанного на монетаризме соотно­шения 1 состоит в том, что оно справедливо только при выполнении двух условий. Условие первое: рынок насыщен необходимой массой товаров и услуг, в стране отсутствует дефицит. Условие второе: рынок насыщен денежной массой, необходимой для оплаты всех товаров и услуг. Иными словами, соотношение 1 справедливо только для богатой страны, живущей в условиях изобилия и развитой конкуренции. Что произойдет, если не выполнено первое условие? Если масса товаров и услуг МТУ меньше спроса на товары и услуги (СТУ), т.е. МТУ<СТУ, то конкуренция исчезает, поставщик получает возможность повышать це­ны, одновременно уменьшая предложение, а это и есть инфляция. Мы видим, что вопреки догме Фридмэна, инфляция возможна и без увели­чения денежной массы и даже при уменьшении последней. Что прои­зойдет, если не выполняется второе условие, т.е. денег в обороте не хватает? В этом случае соотношение 1 должно быть заменено другим (соотношение 2):

ДМхСО= (МТУ-Бартер)хСЦ.

Рынок, лишенный денег, либо не желающий иметь дело с быстро инфлирующими деньгами, пе­реходит на бартер, что мы и видим на примере нашей экономики. Если не выполняются оба условия справедливости соотношения 1, то инфля­ция может протекать и при уменьшении денежной массы. Соотношение 2 также не универсально, так как подразумевает, что предложение то­вара и услуг (ПТУ) полностью покрывает спрос (СТУ).

Правильный макроэкономический анализ должен включать в себя такие понятия, как предложение товаров и услуг (ПТУ), спрос на них (СТУ) и платежеспособный спрос (ПСС), издержки производства (ИП), а также не упускать из виду занятость, инвестиции и накопле­ния. Товар производится и услуга оказывается, если СЦ>ИП. Иначе производство становится убыточным и сворачивается, наступает кол­лапс производства. Если ПСС<СТУ — в обществе наступает бед­ность, большинство населения лишается многих товаров и услуг, а неравенство ПСС<<СТУ означает нищету, когда люди вынуждены себе отказывать в самом необходимом. Условие ПСС>СТУ соответ­ствует здоровой экономике, когда у людей хватает денег не только на покупки, но и на сбережения, а вот усиленное неравенство ПСС>>СТУ — признак экономики нездоровой, когда денег в оборо­те значительно больше, чем требуется, при этом деньги обесценива­ются, идет инфляция.

На макроэкономическую ситуацию влияют также соотношения между СТУ и ПТУ, а также между ПСС и ПТУ. Соотношение ПТУ>>ПТУ-СТУ)>0 означает, что в стране имеет место небольшое перепроизводство, и соответствует здоровой экономике. А вот нера­венство ПТУ>>СТУ означает катастрофическое перепроизводство и ведет в кризис. Если предложение немного не дотягивает до спроса, т.е. ПТУ<СТУ, имеем экономику дефицита, а соответствующее силь­ное неравенство ПТУ<<СТУ означает разруху. Условие ПТУ>ПСС дает стимул к снижению цены и является вполне нормальным для здо­ровой экономики. То же неравенство, только усиленное, ПТУ>>ПСС, — признак кризисной ситуации. Причем ситуация эта может возник­нуть как из-за перепроизводства, так и вследствие обнищания населе­ния и падения платежеспособности. Неравенство ПТУ<ПСС — сти­мул к накоплению денег, а его усиленный вариант, ПТУ<<ПСС озна­чает гиперинфляцию.

Как видим, монетаристская концепция во всей своей примитив­ности приблизительно верна, если ПТУ>ПСС>СТУ и одновременно СЦ>ИП. Тогда и только тогда инфляция — явление денежное. В на­шей стране имеет место противоположное неравенство СТУ>ПСС>ПТУ, поэтому у нас инфляция не денежное, а товарно-дефицит­ное явление, а по сему уменьшением денежной массы она не лечит­ся. Как бы правительство и Нацбанк не уменьшали денежную массу в обороте, предложение товаров и услуг от этого не увеличится, а сле­довательно будут расти цены. Действительно, президент и правительство уменьшают денежную массу в обороте двумя способами: невыплатой зарплаты и, согласно новым указам президента, сокра­щением бюджетных расходов. В результате сокращается платежес­пособный спрос, т.е. усиливается неравенство СТУ>ПСС. Можно бы­ло бы надеяться на снижение уровня цен и прекращение инфляции, если бы из-за снижения ПСС изменило бы знак неравенство ПСС>ПТУ, но для этого ПТУ должно либо расти, либо сохраняться неизменным, либо, в крайнем и очень плохом случае, уменьшаться медленнее, чем ПСС. На самом деле снижение платежеспособного спроса приводит к спаду производства и быстрому снижению ПТУ, которое предприятия стремятся скомпенсировать ростом цен. Инф­ляция прогрессирует.

Для прекращения инфляции нужны действия, прямо противополож­ные тем, которые рекомендуют монетаристы. Нужно, во-первых, увели­чить бюджетные расходы, т.е. повысить ПСС до уровня реально сущес­твующих производственных мощностей, а также направить правительс­твенные расходы на повышение этих мощностей прежде всего в произ­водстве продовольствия. Одно это мероприятие еще не выведет финан­сы из инфляции. Необходимо, во-вторых, вместо пропагандируемой монетаристами дерегуляции, побудить производителей (экономически­ми, юридическими и административными мерами) увеличить предложе­ние, чтобы соблюдалось неравенство ПТУ>ПСС>СТУ.

Повышение ПСС за счет эмиссии денег вредоносно только тогда, когда страна проедает свою эмиссию. Это делалось и делается очень просто. Вновь напечатанные деньги выдаются в виде зарплаты работ­никам ничего не производящих остановленных предприятий (шахт, оборонных заводов и т.п.). Затем зарплата уходит на базары для оп­латы импортного продовольствия и, после обмена на доллары, выво­зится за границу. Спрос на доллары растет, курс гривни падает, идет инфляция. Чтобы эмиссия не стимулировала, а прекращала инфля­цию, необходимо тратить ее инвестиционно. На первом этапе это дол­жны быть крупные прямые госзаказы на сельхозпродукцию и на кре­диты сельхозпроизводителям с тем, чтобы крестьянство могло приоб­рести технику и химию для крутого подъема производительности. При этом следует позаботиться, чтобы деньги получили производите­ли, а не различные жулики-посредники, как это бывало до сих пор. Необходимо также субсидировать производство сельхозтехники и сельхозхимии. Т.е. производителям тракторов и комбайнов следует сказать: продавайте вашу технику по такой-то низкой цене, но за каж­дый проданный (а не произведенный!) трактор ваш завод получит от государства сумму, которая обеспечит прибыльность вашего произ­водства и т.д. По мере налаживания рынка продаваемой в кредит тех­ники и сельхозхимии, а также услуг по строительству, ремонту, скуп­ке и переработке сельхозпродукции следовало бы ликвидировать ко-лхозно-совхозный строй и перейти к частному сельскому хозяйству.

Комплекс мер, повышающих ПТУ, должен охватить весь рынок, начиная с рынка товаров потребления. Переходить к дерегуляции можно лишь после того, как наступит ситуация ПТУ>ПСС>СТУ. При этом вместо соотношений 1 и 2 будет работать другой закон обмена: ДМхСО-Накопление=СТУхСЦ, где Накопление ==(ПСС-СТУ)хСЦ. На­копление, естественно, должно вызвать рост предпринимательства, что еще больше увеличит ПТУ и будет способствовать снижению цен из-за усилившейся конкуренции. Не может быть, чтобы западные эко­номисты в командах международных финансовых организаций и сре­ди советников нашего правительства всего этого не знали. Знают. Просто они преследуют свои цели и по-своему видят будущее Украи­ны. Я писал об этом ранее (см. ДУ №56(506) за 8 августа 1997 г. и №14(558) за 25 февраля 1998 г.). Подлинные цели, для которых за­падные консультанты и международные финансовые организации толкают постсоветские страны в пучину экономического краха, нигде открыто не называются. Легко представить себе, как возразили бы мне экономисты-монетаристы, доводись схлестнуться с ними в откры­той научной дискуссии. Я бы услышал, что соотношение 1 безусловно неверно в дефицитной экономике, но дефицитной является экономи­ка только замкнутой, изолированной от мирового рынка страны. А мировая экономика в целом бездефицитна. Промышленность и сельс­кое хозяйство развитых стран производят всего вдоволь для всего земного шара. Поэтому предлагаемая монетаристами либерализация и долларизация, дескать, проинтегрируют нас в мировую экономику, и у нас тоже все будет. Будет, но в точном соответствии со старинным анекдотом. Армянское радио спрашивает: “Будут ли деньги при ком­мунизме?” — Армянское радио отвечает: “Будут, но не у всех!”

Никто нам откровенно не скажет, что наше производство развитым странам не нужно. Они вполне могут прокормить, одеть и снабдить всем все наше население. Как это выглядит на практике, нам проде­монстрировали годы кажущейся стабильности, последовавшие вслед за введением гривни. Истина выглядит весьма печально. Россия, Ук­раина, Аргентина и др. страны, подвергнувшиеся “воспитанию” моне­таристами из Международного валютного фонда, превращаются в ис­точник дешевой рабочей силы, которую не надо никуда перевозить. Оставаясь у себя на родине, мы будем трудиться за нищенские зарп­латы, снабжая развитые страны дешевым сырьем, а также потребляя их некачественную, устаревшую и залежавшуюся, т.е. самую дешевую продукцию. Разумеется, для выполнения такой роли нам не нужны ни наука, ни образование. Отсюда требование МВФ — сократить эти правительственные расходы. С точки зрения наших кредиторов, нашу образованность неплохо бы опустить на уровень латино-американских “мачетеро”. А если дети богатых захотят считаться образованны­ми, то следует дать им гуманитарное образование. Пусть будут исто­риками, искусствоведами и политологами. Лишь бы ничего не умели производить! Правительства развитых стран понимают, что население стран, разрушенных монетаристской либерализацией, устремится в эммиграцию, стремясь получить те же блага, что и население разви­тых стран. На пути потенциальных иммигрантов уже воздвигнуты вы­сокие барьеры. Расчет на то, что их преодолеют лишь единицы: наи­более предприимчивые и квалифицированные люди. Выходит, мы должны поддерживать высокий жизненный уровень в развитых стра­нах ценой собственной нищеты.

Монетаристы уговаривают наших правителей углубить либераль­ную реформу, внушая им, что вслед за полной либерализацией хлы­нут водопадом иностранные инвестиции. Иностранцы, мол, создадут у нас бездну высокооплачиваемых рабочих мест, а это повысит жиз­ненный уровень населения. Не могу не согласиться с народным депу­татом М. Павловским, заметившим на сессии Верховного Совета, что это — неправда. Иностранный инвестор охотно идет в высокоразви­тую страну (см. цитированные выше мои публикации), чем в страну с разрушенной экономикой, где его ждут криминализация всей жизни, коррупция чиновников и другие “прелести” кризисной экономики. Инвесторы пошли в недемократический Китай именно из-за стабиль­ности и потому, что Китай не дал себя разрушить международным фи­нансистам. Так что, за исключением создания дилерских сетей прак­тически ничего инвестироваться не будет. Даже корейская фирма ДЭУ согласилась инвестировать ЗАЗ только при условии отказа от либерализма и введения определенных протекционистских мер. Вы­вод плачевен: крах нашей экономики есть крах идей монетаризма. Следование идеям монетаризма в корне противоречит национальным интересам Украины.

Не дай нам Бог поддаться на уговоры и согласиться на аргентинс­кий вариант, т.е. на официальную долларизацию всей экономики, ког­да роль национальной валюты фактически выполняет доллар, а мест­ные дензнаки становятся расписками на получение определенной суммы американских денег. Это лишает страну возможности разви­вать свою экономику путем инвестиционной эмиссии. Чем раньше на­ша власть поймет, что от этой пагубной политики следует решительно отказаться, тем быстрее наступит улучшение жизни. Правильная по­литика должна быть направлена в противоположную сторону — на дедолларизацию, т.е. на максимальное уменьшение потребности в долларах и снижение доли импорта на внутреннем рынке Украины до 10—15%, а также максимальное повышение в импорте доли инвести­ционных товаров: новейших технологий и новейшего технологическо­го оборудования.

Нас спасет Россия

Каким образом? Не деньгами и технологиями, а личным приме­ром. Похоже, что промонетаристские силы оттеснены от руля русс­кой экономики. Пришедший из КГБ через МИД новый российский премьер отличается от своих предшественников прежде всего патри­отизмом и, очевидно, воспитан в духе противостояния социализма и капитализма. Россия сменила монетаристов не на трезво мыслящих экономистов из команды Явлинского, а на деятелей типа советского банкира Геращенко, в свое время вместе с министром финансов СССР Павловым раскрутившим маховик инфляции. Однако деятелям эпохи “развитого социализма” вряд ли удастся реставрировать эко­номику “застоя” (нет нефтедолларов, на которых она держалась) или экономику горбачевской перестройки (многое разрушено и “прихватизировано”).

Скорее всего, Москва пойдет по русскому варианту китайского пу­ти, т.е. свернет безудержную либерализацию, введет протекционизм не только против Украины, как это было до сих пор, предпримет в от­дельных случаях ренационализацию, станет привлекать иностранные инвестиции на государственной, а не на стихийной основе, направляя их в нужных для России направлениях, как это делал СССР в 20—30 гг. и делает сейчас Китай. Удастся ли это сделать, зависит от того, изобретет ли премьер Примаков способ справиться с российской оли­гархией — прихватизаторами, в руках которых сейчас финансовый рынок, прибыльная часть экономики и средства массовой информа­ции. Возможно, у руководителей России хватит смелости последо­вать совету Кейнса и увеличить государственные расходы с целью оживления производства и внутреннего инвестирования. Снова станет нужна России собственная наука. Тут наступит и черед Украины. Привыкнув копировать все, что предпринимает Москва, наше руководст­во будет вынуждено пойти вслед за Россией, а это означает, что есть надежда...